Купить провизию в центре Москвы стало невозможно.
Продуктовые магазины лихо подменились тысячедолларовыми ресторанами, казино и бутиками. На место продмага на углу Дмитровки и Столешникова, куда Паша Синичкин бегал за колбасой и водярой, въехал «Хьюто Босс». Вообще-то хлеб и плавленые сырки Павлу требовались немного чаще, чем пиджаки за десять тысяч, поэтому марку «Босс» он проклял – отныне, и присно, и вовеки веков. Последним бастионом еды в центральных кварталах держался «Елисеевский», но теперь и он закрыт. Говорили, что всего лишь на ремонт, но на самом деле кто его знает. Может, после ремонта у «Елисея» провизии дешевле, чем устрицы и фуа-гра, не найдешь.
В такой ситуации холостяку Павлу ничего не оставалось, как питаться вне дома. Не считая утреннего кофе и вечернего чая, он заправлялся один раз в сутки – зато до отвала. Слава богу, деньжат, чтобы обедать на выходе, пока хватало. Конечно, не на понтовый «Краб-Хаус» (который лихо вытеснил, сволочь такая, со своего места милое кафе «Московское»), а на заведения более демократичные. Чаще всего Синичкин заправлялся в «Макдоналдсе». Когда начинало тошнить от канадских котлет, перебирался в «Прайм» в Камергерском.
В этот раз он выбрал для ужина студенческое кафе «Пироги» неподалеку от дома, на Дмитровке. Не слишком презентабельно – однако не пристало оперу (а в душе Паша по-прежнему считал себя опером) встречаться с агентом в крутых кабаках. Расплачиваться за двоих будет уж очень накладно. А каждому рассчитываться за себя, «сепаратно», – как-то не по-людски.
Ну, а обедать за счет агента – совсем уж западло. (Хотя Синичкин не сомневался: сейчас его информатор может без напряга оплатить счет и в «Краб-Хаусе», и в «Циркусе», и в «Мосте».) Паша завербовал Котомского в конце восьмидесятых, когда тому светил реальный срок за вымогательство. Нехитрые манипуляции с уликами позволили ограничиться условным наказанием. И обернулись вечной благодарностью Котомского – который время от времени постукивал Паше в течение всего периода, пока тот служил в краснознаменной милиции. Да и после, уже начав свой частно-сыскной бизнес, Синичкин пару раз обращался за помощью к Котомскому. И тот, сильно прибавивший в уголовном авторитете, охотно шел навстречу Павлу. Уважал его. А еще пуще – боялся, что расписки, написанные им когда-то о сотрудничестве с органами, вдруг всплывут.
Синичкин пришел в «Пироги» первым. Занял столик в углу.
Зал был почти полон – безусыми студентами, румяными студентками. Они потягивали пиво, ели мороженое и беззастенчиво кадрились друг с другом.
Синичкин сделал заказ у такой же юной, как посетители, официантки. Попросил принести свинину по-тирольски, кофе и пиво.
Котомский явился минута в минуту: дорогой льняной костюм от ненавистного Синичкину Босса, взмокший от пота лоб. Паша с интересом наблюдал, как он протискивает свою тушу мимо столиков, следуя по направлению к нему.
– Растолстел ты, Котомский, – сказал вместо приветствия Синичкин. – Настоящий боров стал.
– Во бля! – огорчился агент. – Заметно, значит?
– Еще бы.
– А я худеть решил. Думаю на кровяную диету сесть.
Как эти дурачки из Думы.
Подошла официанточка, обратилась к Котомскому:
– Что будете заказывать?
– Зеленый чай есть?
– Да, конечно.
– Тащи целый чайник.
– Извините, но чай у нас подается чашками.
– В презервативах, что ли?
– В пакетиках, – покраснела официантка.
Котомский скривился.
– Ладно, неси чашку.
Когда она отошла, Котомский обратился к Павлу:
– А ты че в такие детские кабаки ходишь? С баблом проблемы?
– Мне хватает.
– А то могу прислать.
– Как-нибудь обойдусь.
Официантка принесла чай для Котомского и кусок свинины для Павла.
Котомский по роду своей околокриминальной деятельности знал многое о том, что творилось в преступном мире – в том числе в сфере торговли живым товаром.
– Ты слышал, – спросил Синичкин, отрезая кусочек мяса, – проституток в Москве убивают.
– Да слышал, – скривился Котомский.
– Что думаешь?
Котомский выругался – громко и витиевато. Потом добавил:
– Девки уже работать не хотят! Боятся, суки!
– Пусть отдохнут.
– Ну да! Щас! Они не отдыхать сюда из своих Сарансков приехали, а лавэ с лохов тянуть.
– Так что в твоих кругах про этого маньяка слышно?
– Братва сама этого гаденыша ищет. Найдет – яйца ему отрежет.
– Когда братва кого-то ищет – это серьезно, – покачал головой Павел. – И что? Скоро найдет?
– А я знаю?!
– Три девчонки ему подставились. Что ж они такие неосторожные-то?
– Неосторожные?! Ты, Синичкин, этих коз продажных когда-нибудь пользовал?
– Бог миловал, – покачал головой Паша.
– Ну и дурак. Девки, скажу тебе, одна к одной.
Старательные и душевные. Хочешь, угощу?
– Да не надо меня ничем угощать, – скривился Синичкин. – И никем.
– Ну когда захочешь – свистни. Хоть полк девчонок тебе выставлю.
– Не надо мне никакого полка. Ты мне про убийства расскажи.
– С каких это пор частный сыск убийствами сосок заинтересовался? – прищурился Котомский.
– С тех пор, как это заинтересовало моего клиента, – обтекаемо ответил Паша.
– Ишь ты, какой загадочный!
– Давай рассказывай, – вздохнул Синичкин, отправляя в рот кусочек свинины.
В гулком помещении кафе, декорированном в минималистическом духе – неудобные стулья, крашенные масляной краской стены, – раздавался гул молодых голосов. Синичкин огляделся.
Один молодняк. Такие все юные, доверчивые. Изображают из себя неизвестно что, а на деле совсем еще дети. Вот девчонка сидит за столиком одна, ест мороженое и все время с надеждой посматривает на входную дверь. Входит новый посетитель, она вскидывается к нему – а потом на лице ее отражается разочарование… Не тот…